Острова в океане - Страница 95

Томас Хадсон встал с места, что-то сдавило ему грудную клетку, и сделалось трудно дышать. Она уже заметила его и шла к нему по свободному неширокому проходу между стойкой и столиками. Ее спутница шагала следом.

– Извините меня, – сказал Томас Хадсон Умнице Лил и Alcalde Peor. – Мне нужно поговорить с одной знакомой.

Они встретились на середине прохода, и он сжал ее в объятиях. Они сжимали друг друга так, что, кажется, крепче уже нельзя было, и он целовал ее крепко и бережно, и она тоже целовала его и руками ощупывала его плечи.

– Ты, – сказала она. – Ты. Ох, ты.

– Чертовка, – сказал он. – Как ты попала сюда?

– Очень просто – из Камагуэя.

На них стали оглядываться, и он приподнял ее, все так же тесно прижимая к себе, и еще раз поцеловал, а потом снова поставил на пол и взял за руку и потянул к столику у стены.

– Здесь нельзя так, – сказал он. – Нас могут арестовать.

– Ну и пусть арестуют, – сказала она. – Знакомься, это Гинни. Моя секретарша.

– Привет, Гинни, – сказал Томас Хадсон. – Помогите мне усадить эту сумасшедшую за столик.

Гинни была симпатичная, очень некрасивая девица. Одеты они обе были одинаково: офицерская куртка, только без знаков различия, рубашка с галстуком, юбка, чулки и ботинки на низком каблуке. На голове пилотка, а на левом плечо нашивка, каких Томас Хадсон раньше никогда не видал.

– Сними пилотку, чертовка.

– Не полагается.

– Сними.

– Ну так и быть.

Она сняла пилотку и тряхнула рассыпавшимися волосами, а потом, откинув голову, посмотрела на Томаса Хадсона, и он увидел знакомый открытый лоб, и знакомую колдовскую волнистость волос все такого же цвета спелой пшеницы с серебристым отливом, и высокие скулы, и чуть запавшие щеки под ними, чуть запавшие, от чего, как ни взглянешь, так и защемит сердце, и плосковатый нос, и размазанные его поцелуями губы, и прелестный подбородок, и линию шеи.

– Как я выгляжу?

– Сама знаешь.

– Тебе уже приходилось целовать женщину в таком костюме? И оцарапываться о пуговицы армейского образца?

– Нет.

– А ты меня любишь?

– Я тебя всегда люблю.

– Нет, а вот сейчас, сию минуту – любишь?

– Да, – сказал он, и у него запершило в горле.

– Тем лучше, – сказала она. – Плохо бы тебе было, если б не любил.

– Ты сюда надолго?

– Только до вечера.

– Я хочу еще поцеловать тебя.

– Ты же сказал, что за это нас арестуют.

– Ладно, потерпим. Что ты будешь пить?

– Есть тут порядочное шампанское?

– Да. Но есть и местные напитки, которые очень хороши.

– Очевидно. Сколько порций ты уже выпил сегодня?

– Не знаю. Десять или двенадцать.

– Но пьяного в тебе только тени под глазами. Ты влюблен в кого-нибудь?

– Нет. А ты?

– Потом разберемся. Где твоя стерва-жена?

– В Тихом океане.

– Хорошо бы поглубже. Саженей так на тысячу. Ох, Томми, Томми, Томми, Томми, Томми.

– Ты в кого-нибудь влюблена?

– Кажется, да.

– Негодяйка.

– Ужасно, правда? Первый раз мы встречаемся после того, как я ушла от тебя, и ты ни в кого не влюблен, а я влюблена.

– Ты ушла от меня?

– Это моя версия.

– Он славный?

– Он? Да, очень славный, как бывают славными дети. Я очень нужна ему.

– А где он сейчас?

– Это военная тайна.

– И ты туда едешь?

– Да.

– К какому ты принадлежишь ведомству?

– Мы – СОДВ.

– Это все равно что УСС?

– Да нет же, глупый. Не прикидывайся дурачком и не строй из себя обиженного только потому, что я влюблена в кого-то. Ты же ведь не спрашиваешь моего совета, когда собираешься в кого-то влюбиться.

– Ты его очень любишь?

– Я вовсе не говорила, что я его люблю. Я сказала, что влюблена в него. А хочешь, сегодня даже и влюблена не буду, раз тебе это неприятно. Я ведь здесь только на один день. Я не хочу быть нелюбезной.

– Ну тебя к черту, – сказал он.

– Может быть, мне взять машину и вернуться в отель? – спросила Гинни.

– Нет, Гинни. Мы сперва выпьем шампанского. У тебя машина есть? – спросила она Томаса Хадсона.

– Есть. Стоит там на площади.

– Можем мы поехать к тебе?

– Конечно. Позавтракаем здесь и поедем. А можно прихватить чего-нибудь и поесть дома.

– До чего это замечательно вышло, что мне удалось попасть сюда.

– Да, – сказал Томас Хадсон. – А откуда ты вообще знала, что здесь можно кое-кого встретить?

– Мне сказал один человек на аэродроме в Камагуэе, что ты здесь бываешь. И мы решили: не найдем тебя, посмотрим Гавану.

– Так давай посмотрим Гавану.

– Нет, – сказала она. – Пусть уж Гинни одна смотрит. А может быть, у тебя кто-нибудь есть, кто бы показал Гинни Гавану?

– Найдется.

– Только к вечеру мы должны вернуться в Камагуэй.

– В котором часу самолет?

– В шесть, кажется.

– Все устроим, – сказал Томас Хадсон.

К их столику подошел молодой человек, кубинец.

– Простите, пожалуйста, – сказал он. – Мне хотелось бы получить у вас автограф.

– С удовольствием, – сказала она.

Он подал ей открытку с изображением бара и Константе за стойкой, сбивающего коктейль, и она расписалась актерским размашистым почерком, так хорошо знакомым Томасу Хадсону.

– Не стану говорить, что это для моей маленькой дочки или для сына-школьника, – сказал молодой человек. – Это для меня самого.

– Тем приятнее, – сказала она и улыбнулась ему: – Очень мило, что вы меня попросили об этом.

– Я видел все ваши фильмы, – сказал молодой человек. – Я считаю вас самой красивой женщиной в мире.

– Чудесно, – сказала она. – Пожалуйста, продолжайте считать так.

– Не окажите ли вы мне честь выпить со мной?