Вода стала теперь такой мутной, что ориентироваться можно было только по расстоянию между берегами и по скату воды с них. На носу стоял с лотом Джордж, в руках у Ары был длинный шест. Они измеряли глубину и докладывали результаты на мостик.
У Томаса Хадсона появилось странное чувство, что все это уже когда-то было, когда-то приснилось ему в дурном сне. Они прошли много трудных проток. Но и это уже случалось с ним. – Может, всю жизнь случалось. Однако сейчас все требовало от него такого напряжения, что он чувствовал одновременно и свою власть над происходящим, и себя в его власти.
– Ты видишь что-нибудь, Хиль?
– Ничего не вижу.
– Позвать сюда Вилли?
– Нет. Что Вилли увидит, то и я увижу.
– Все-таки ему надо быть здесь.
– Как хочешь, Том.
Через десять минут они сели на мель.
Они сели на мель, образовавшуюся из тины и наноса песка и почему-то не отмеченную вехой. Отлив еще продолжался, ветер дул сильней, вода была мутная. Впереди виднелся средней величины зеленый остров, словно бы низко сидящий в воде, а левее были разбросаны маленькие островки. Слева и справа из-под убывающей воды начали показываться плешины голых берегов. Томас Хадсон видел стаи птиц, которые кружили в воздухе и садились на землю покормиться.
Антонио поднял шлюпку на борт и вдвоем с Арой бросил носовой якорь и два правобортных – полегче.
– Может, бросить еще один носовой? – спросил Томас Хадсон своего помощника.
– Нет, Том. По-моему, не надо.
– Если поднимется ветер, как бы нас не погнало навстречу приливу.
– Да нет, Том, вряд ли. Хотя кто его знает.
– Давай с наветренной стороны бросим маленький, а большой передвинем дальше в подветренную сторону. Так будет спокойнее.
– Ладно, – сказал Антонио. – Лучше так, чем опять садиться на мель в каком-нибудь гиблом месте.
– Ну, конечно, – сказал Томас Хадсон. – Но об этом уже был разговор.
– Бросать якорь надо.
– Знаю. Я просто попросил тебя бросить еще один; тот, что поменьше, а большой передвинуть.
– Да, Том, – сказал Антонио.
– Выбирать якоря любит Ара.
– Выбирать якоря никто не любит.
– Ара любит.
Антонио улыбнулся и сказал:
– Ну, может быть. Ладно уж, соглашусь с тобой.
– Рано или поздно мы с тобой всегда соглашаемся.
– Только не было бы слишком поздно.
Томас Хадсон проследил за выполнением этого маневра, потом перевел взгляд вперед, на зеленый островок, где отлив обнажил корни мангровых деревьев, и там начинала собираться темнота. Может быть, они отсиживаются в бухте на южной стороне острова, подумал он. Ветер не утихнет часов до двух, до трех, а на рассвете, когда начнется прилив, они, пожалуй, попытаются вырваться оттуда и войдут в любую из двух проток. Потом – в тот большой, как озеро, залив, где можно без забот, без хлопот плыть всю ночь. А к следующему рассвету войдут в хорошую протоку по ту сторону залива. Все решит ветер.
С тех пор как они сели на мель, у него было такое чувство, что ему дана передышка. В ту минуту он ощутил сильный толчок, точно его самого ударило. Морское дно здесь было не каменистое, он понял это по толчку, ощутил в руках и в ступнях. Но посадка на мель ударила его, как пуля. И только потом пришло ощущение передышки, какое наступает после того, как тебя ранило. Ему еще казалось, будто все это происходит в дурном сне, будто все это когда-то уже было. Но если было, то как-то подругому, а сейчас, когда они сидят на мели, ему дана временная передышка. Он знал, что передышка короткая, но и это было хорошо.
Ара поднялся на мостик и сказал:
– Здешний грунт хорошо держит, Том. Якоря засели как следует. А когда большой поднимем, можно будет быстро сняться с места.
– Да, вижу. Спасибо.
– Ты не огорчайся. Том. Эти сукины дети, может, совсем близко, может, вон за тем островом.
– А я не огорчаюсь. Просто злюсь на задержку.
– Автомобиля ты не угробил, судна не потопил. Ну, сели на мель, ждем, когда нас прилив с нее снимет, только и всего.
– Да, правильно.
– Оба штурвала целы, а судно сидит задницей в иле. Только и всего.
– Знаю. Это я его туда засадил.
– Как он сел легко, так и сойдет.
– Конечно, сойдет.
– Том! Тебя что-то тревожит?
– Что меня может тревожить?
– Ничего. Это я за тебя тревожусь.
– Ну их к черту, эти тревоги, – сказал Томас Хадсон. – Ты и Хиль ступайте вниз. Проследите там, все ли сытно поели, все ли настроены бодро. А потом мы поедем и обыщем этот островок. Больше нам делать нечего.
– Мы с Вилли сейчас можем поехать. Даже не поевши.
– Нет. Я поеду с Питерсом и с Вилли.
– Не со мной?
– Нет. Питерс знает немецкий. Только не говори ему, что он поедет. Разбуди его, и пусть выпьет побольше кофе.
– А почему мне нельзя?
– Шлюпка мала, не влезешь.
Хиль передал ему большой бинокль и сошел вниз вместе с Арой. Томас Хадсон внимательно осмотрел островок; высокие мангровые деревья мешали разглядеть то, что было за ними. На твердом грунте острова росли и другие деревья – еще выше, так что ему не удалось разглядеть, торчит ли мачта в глубине полукруглой бухты. От бинокля глаза у него устали, и он сунул его в футляр, накинул ремень на крючок, а бинокль положил на стеллаж для гранат.
Было приятно, что он снова один на мостике и может воспользоваться данной ему короткой передышкой. Он смотрел на птиц, копавшихся на берегу, и вспоминал, как много они значили для него в детстве. Теперь отношение к ним у него было другое, и убивать их ему совсем не хотелось. Вспомнил, как он сидел с отцом в укрытии, расставив ловушки на речной косе, и как птицы прилетали туда на обнажившийся в отлив берег, и как он подсвистывал им, когда они кружили у них над головой. Свист получался печальный, он и сейчас свистнул и завернул одну стайку. Но, описав дугу над сидевшим на мели катером, птицы полетели к дальнему концу острова на кормежку.