– Я все время пробую, Том. Но ничего не могу поймать.
Томас Хадсон посветил фонариком на стену и увидел, что барометр идет вверх. Значит, у фрицев будет попутный бриз, подумал Томас Хадсон. Опять они не могут пожаловаться, что им не везет. Надо обдумать это обстоятельство.
On вернулся на корму и обрызгал «флитом» всю каюту, не разбудив спящих.
Потом сел и стал смотреть, как светлеет ночь, и время от времени опрыскивал себя «флитом». Дезинсекторы у них все кончились, только «флита» было много. Правда, когда он попадал на потную кожу, там начинало жечь, по все те это было лучше мошек. От москитов песчаная мошка отличалась тем, что, пока она не сядет, ее приближения не слышно, а зуд начинается сразу после укуса. В этом месте появлялась припухлость размером с маленькую горошину. Кое-где на побережье и на островах мошки были особенно злые. Во всяком случае, их укусы почему-то казались гораздо больнее. Но, может быть, подумал он, все зависит от состояния нашей кожи, насколько она загорела, огрубела. Как эту мошкару терпят местные жители, просто не представляю себе. Надо быть очень выносливым, чтобы жить здесь, на побережье, и на Багамских островах, когда пассаты не дуют.
Он сидел на корме, прислушиваясь, поглядывая по сторонам. Высоко в небе шли два самолета, и он слушал гул их моторов, пока они не затихли.
Мощные бомбардировщики, идут без посадки на Камагуэй по пути в Африку или куда-нибудь еще, а к нам это не имеет никакого отношения. Ну что ж, по крайней мере их не донимают песчаные мошки. Меня они тоже не донимают. Да ну, плевал я на них. Легко сказать – плевал. Хорошо бы поскорее рассвело – и уйти отсюда. Спасибо Вилли, мы проверили весь путь до конца мыса, а дальше я пойду узкой протокой, держась вдоль берега. Там есть только одно опасное место, но при дневном свете я его разгляжу даже в штиль. А там сразу – Гильермо.
На рассвете они вышли в море, и Хиль, самый зоркий из них, осматривал в двенадцатикратный бинокль зеленую береговую линию. Они шли так близко к берегу, что можно было разглядеть сломанную ветку на мангровом дереве. Томас Хадсон стоял у штурвала. Генри вел наблюдение за морем. Вилли стоял с Хилем.
– Во всяком случае, здесь они уже побывали, – сказал Вилли.
– Надо все-таки проверить, – сказал Ара. Он стоял с Генри.
– Конечно, надо, – сказал Вилли. – Я просто так – отмечаю.
– А где же этот чертов патруль, который высылают на рассвете с Кайо Франсеса? – Разве по воскресеньям патрулируют? – спросил Вилли. – По-моему, сегодня как раз воскресенье.
– Надо ждать бриза, – сказал Ара. – Посмотрите на облака – перистые.
– Я только одного боюсь, – сказал Томас Хадсон. – Как бы они не прошли протокой у Гильермо.
– А мы это дело проверим.
– Давайте поскорее туда доберемся, – сказал Вилли. – А то у меня уже нервы не выдерживают.
– Оно и заметно, – сказал Генри.
Вилли взглянул на него и сплюнул через борт.
– Спасибо, Генри, – сказал он. – А я и хотел, чтоб было заметно.
– Хватит вам, – сказал Томас Хадсон. – Видите вон там справа по борту большой выступ коралла вровень с водой? Как бы нам не напороться на него. За этим рифом, джентльмены, лежит Гильермо. Посмотрите, как там все зелено. Настоящая страна обетованная.
– Очередной дерьмовый остров, и больше ничего, – сказал Вилли.
– А дыма от костров угольщиков не видно? – спросил Томас Хадсон.
Хиль медленно повел биноклем и сказал:
– Нет, Том.
– Какой может быть дым после вчерашнего дождя? – сказал Вилли.
– Вот сейчас ты и ошибся, друг мой, – сказал Томас Хадсон.
– Может, и ошибся.
– Да. Дождь, бывает, всю ночь льет как из ведра, а большим обжигам ничего не делается. Я помню, как дождь хлестал однажды трое суток и нигде не погасло.
– У тебя тут опыта больше, – сказал Вилли. – Ладно. Дым может быть. Надеюсь, мы этот дым увидим.
– Банка здесь очень коварная, – сказал Генри. – В такой шторм им вряд ли удалось пройти ее.
Они увидели четырех крачек и двух чаек, круживших над этой банкой. Птицы что-то нашли там и ныряли в воду за добычей. Крачки каркали, чайки пронзительно кричали.
– Что они там нашли, Том? – спросил Генри.
– Не знаю. Может, косяк рыбы? Только он на большой глубине, им не достать.
– Этим бедным птичкам приходится вставать еще раньше нас, чтобы добыть себе пропитание, – сказал Вилли, – Не ценят люди, сколько у них трудов на это уходит.
– Как ты решил идти, Том? – спросил Ара.
– Поближе к берегу и вон туда, к самой дальней точке острова.
– А этот полукруглый островок будешь обследовать – что там за обломки?
– Обогну их на близком расстоянии, а вы смотрите в бинокли. На якорь я стану в бухте у Гильермо.
– Мы станем на якорь, – сказал Вилли.
– Само собой. Чего это ты огрызаешься с самого утра?
– Я не огрызаюсь. Наоборот, я прихожу в восторг от океана и от этих распрекрасных берегов, которые впервые открылись взорам Колумба. Мне, слава богу, не пришлось служить под его началом.
– А я думал, ты служил, – сказал Томас Хадсон.
– Я, когда лежал в госпитале в Сан-Диего, прочитал книжку о нем, – сказал Вилли. – И с тех пор считаю себя специалистом по Колумбу, а корабль у него был хуже нашей хреновой посудины.
– Наш катер не посудина и тем более не хреновая.
– Да, – сказал Вилли. – Пока еще нет.
– Ладно, ты, сподвижник Колумба. Видишь, градусах в двенадцати по правому борту обломки торчат из воды?
– Это пусть смотрит вахта штирборта, – сказал Вилли. – Но я эти обломки своим единственным глазом отлично вижу, на них сидит олуша с Багамских островов. Она, наверно, прилетела нам в подкрепление.