– Том, вам правда нравится эта штука? – спросил его Бобби.
– Конечно. Иначе я бы не стал ее пить.
– Я раз по ошибке откупорил бутылку, так словно хины глотнул.
– А там есть хина.
– С ума сходят люди, честное слово, – сказал Бобби. – Человек может выбрать себе любой напиток. У него есть чем заплатить. Кажется, пей и получай удовольствие – так нет, он берет и портит добрый джин, наливая туда индийской водички с хиной.
– Мне нравится. Я люблю вкус хины в сочетании с лимонной коркой. От этого коктейля словно все поры в желудке раскрываются. Никакой другой напиток меня так не бодрит. Я себя после него отлично чувствую.
– Знаю. Вы себя всегда хорошо чувствуете, когда выпьете. А я – отвратительно. Где Роджер?
Роджер был приятель Томаса Хадсона, купивший себе рыбацкую хижину на другой стороне острова.
– Скоро появится. Мы с ним сегодня обедаем у Джонни Гуднера.
– Не пойму, что за интерес таким людям, как вы, Роджер Дэвис и Джонни Гуднер, торчать на этом острове.
– Это прекрасный остров. Вы же торчите.
– Я торчу, потому что я здесь деньги зарабатываю.
– Могли бы и в Нассау зарабатывать.
– Черт с ним, с Нассау. Здесь веселее. По части веселья лучше этого острова не найти. И кой-кому здесь случалось сколотить состояние.
– По-моему, здесь жить очень славно.
– Еще бы, – сказал Бобби. – По-моему, тоже. Если можно зарабатывать деньги. Вы эти картины продаете, над которыми все время трудитесь?
– На них сейчас много покупателей.
– Платить деньги за картины, на которых нарисован дядюшка Эдвард! Или негры в воде. Негры на берегу. Негры в лодке. Ловцы черепах. Ловцы губок. Буря на море. Смерч. Шхуна, разбитая волнами. Шхуна, еще не достроенная. Все то, что можно увидеть бесплатно. Неужели их правда покупают?
– Ну конечно. Раз в год в Нью-Йорке устраивается выставка и выставленные картины продаются.
– С аукциона?
– Нет. Тот, кто устраивает выставку, назначает каждой картине цену. Люди смотрят и покупают. Бывает, что и музей купит какую-нибудь.
– А сами вы можете их продавать?
– Конечно.
– Я бы, пожалуй, купил у вас смерч, – сказал Бобби. – Здоровенный чтоб был смерч, черный как дьявол. Или еще лучше два смерча, как они несутся над отмелью с таким ревом, что больше ничего не слышно кругом. Всасывают воду и пугают людей до смерти. И я на своей лодочке – выехал ловить губку и попался. А смерч бушует, сорвал у меня стеклянный щиток. Чуть не всосал и лодку вместе с водой. Такой смерч, что господь бог ему сам не рад. Сколько бы вы с меня взяли за такую картину? Я бы ее прямо вот здесь и повесил. Или у себя дома, если моя старуха не умрет со страху.
– Цена зависит от размера картины.
– Делайте любого размера, какой вам захочется, – величественно разрешил Бобби. – Такую картину, черт побери, маленькую не сделаешь. Знаете что, нарисуйте даже три смерча. Я раз видел три смерча у острова Андроса, вот как сейчас вас вижу. Они закручивались до самого неба, а один всосал лодку ловца губок, так когда она упала, мотор насквозь пробил днище.
– Вопрос в том, сколько будет стоить холст, – сказал Томас Хадсон. – Я с вас возьму только стоимость холста.
– Ну, тогда покупайте холст побольше, – сказал Бобби. – Мы такие изобразим смерчи, что, кто ни взглянет, со страху тут же выкатится из бара, а то и вовсе удерет с этого чертова острова.
Он был потрясен грандиозностью замысла, но заложенные тут возможности лишь постепенно раскрывались перед ним.
– Том, дружище, а целый ураган вы бы не могли изобразить? Самую завируху, когда с одной стороны уже отбушевало и успокоилось, а с другой только начинается. Чтобы все как есть было нарисовано: от негров, которых швыряет на кокосовые пальмы, и до кораблей, что с волной перекатываются через весь остров. И вырванные доски, как гарпуны, летят по воздуху, и мертвые пеликаны несутся мимо, будто они вылились из тучи вместе с дождем. Нарисуйте барометр, который стоит на двадцати семи, и ветроуказатель, сорванный с места. Нарисуйте большую отмель, залитую водой, и луну, которая выглядывает в просвет между тучами. Пусть там будет водяная стена, как она встает и обрушивается, хороня под собой все живое. Пусть будут женщины, которых смыло в море, а ветер сорвал с них одежду. Пусть мертвые негры качаются на волнах и взлетают в воздух…
– Понадобится очень большой холст, – сказал Томас Хадсон.
– Плевать на холст! – сказал Бобби. – Я вам достану грот-марсель со шхуны. Мы с вами напишем такую, черт побери, картину, какой еще мир не видал, и наши имена войдут в историю. Довольно вам малевать всякие ерундовые картинки.
– Лучше все-таки я напишу смерч, – сказал Томас Хадсон.
– Валяйте, – сказал Бобби, неохотно спускаясь с высот своего грандиозного замысла. – Это разумно. Но, ей-богу, со всем тем, что мы оба видели и знаем, а к тому же еще с вашим умением, у нас получились бы замечательные картины.
– Я завтра же начну работать над смерчем.
– Ладно, – сказал Бобби. – Это будет начало. Но, ей-богу, хорошо бы нам с вами написать и этот ураган тоже. А что, гибель «Титаника» кто-нибудь изображал?
– В больших масштабах нет.
– Может, нам за это взяться? Меня всегда увлекали такие сюжеты. Вы бы постарались передать на картине холод айсберга, когда он отходит после толчка. А кругом все в густом тумане. Изобразите все подробности. Изобразите того человека, что сел в шлюпку с женщинами, потому что он, мол, яхтсмен и сможет их спасти. Нарисуйте, как он лезет в шлюпку, этот верзила, наступая прямо на женщин сапогами. Он, наверно, был похож на того типа, который сейчас спит наверху. Вот вы бы поднялись сейчас туда и нарисовали его, пока он спит, пригодится для картины.