Тут он услышал, что в кухне кто-то шевелится, и нажал кнопку зуммера, вделанную под крышкой большого стола, и услышал, как он дважды прожужжал в кухне.
Вошел младший слуга, похожий не то на молодого фавна, не то на святого Себастиана, с обычным своим вкрадчивым, хитрым и долготерпеливым выражением лица, и спросил:
– Вы звонили?
– А ты не слышал, что ли? Где Марио?
– Пошел за почтой.
– Как там кошки?
– Очень хорошо. Ничего нового. Большой Козел подрался с Эль Гордо. Но мы уже полечили ему раны.
– Бойз вроде бы похудел.
– Слишком много бегает по ночам.
– А как Принцесса?
– Немножко было загрустила. Но теперь уже опять хорошо ест.
– Трудно сейчас достать мясо?
– Мы доставали в Которро.
– Как собаки?
– Все здоровы. У Негриты опять будут щенята.
– Не могли вы подержать ее взаперти?
– Мы пробовали, да она удрала.
– Еще что случилось?
– Ничего. Как вам ездилось?
– Без происшествий.
Пока он говорил – коротко и раздраженно, как всегда с этим мальчишкой, которого он уже дважды увольнял и каждый раз принимал обратно, когда приходил его отец просить за него, – в комнату вошел Марио, старший слуга, неся письма и газеты. Он улыбался, и темное его лицо было веселым, добрым и ласковым.
– Как съездили?
– Под конец потрепало немножко.
– Figu'rate. Воображаю. Сильный был норд. Вы ели?
– Тут нечего было есть.
– Я принес яиц, молока и хлеба. Tu, – обратился он ко второму слуге, – ступай приготовь завтрак для кабальеро. Как вам приготовить яйца?
– Как всегда.
– Los huevos como siempre, – сказал Марио. – Бойз вас встретил?
– Да.
– Он очень скучал в этот раз. Больше, чем всегда.
– А как остальные?
– Да ничего, только вот у Козла с Толстяком страшная была драка. И Принцесса погрустила немножко. Но потом это прошло.
– Y tu'?
– Я? – Он застенчиво улыбнулся, польщенный. – У меня все хорошо, благодарю вас.
– А как твое семейство?
– Все здоровы, благодарю вас. Папа уже опять работает.
– Очень рад.
– Он и сам рад. Кто-нибудь из ваших друзей ночевал здесь?
– Нет. Все поехали в город.
– Устали, наверно.
– Как не устать.
– Тут звонили разные господа. Я всех записал. Только вот поймете ли вы. Я никогда не знаю, как писать английские имена.
– Пиши, как слышишь.
– Но я, пожалуй, и слышу не так, как вы.
– Полковник заходил?
– Нет, сэр.
– Принеси мне виски с минеральной водой, – сказал Томас Хадсон. – И, пожалуйста, молока для кошек.
– В столовую или сюда?
– Виски сюда. Молоко для кошек в столовую.
– Сию минуту, – сказал Марио. Он пошел в кухню и вернулся со стаканом виски. – Кажется, я сделал достаточно крепко, – сказал он.
Сейчас мне побриться или после завтрака, размышлял Томас Хадсон. Надо бы сейчас. Для того я и заказал виски, чтобы перетерпеть, пока буду бриться. Ладно, иди в ванную и побрейся. А, да ну его к черту, подумал он. Нет. Иди побрейся. Это полезно для морального состояния, и, кроме того, сразу же после завтрака надо будет ехать в город.
Он прихлебывал виски, пока намыливался, и после того как намылился, и опять, когда вторично намыливался. Он три раза менял лезвия, с трудом одолевая двухнедельную щетину на щеках, на шее и подбородке. Кот ходил кругом и смотрел, как он бреется, и терся о его ноги. Потом вдруг бросился вон из комнаты, и Томас Хадсон понял, что он услыхал звяканье мисочек для молока о плиточный пол столовой. Томас Хадсон не слышал ни зова, ни этого звяканья, но Бойз услыхал.
Томас Хадсон кончил бриться и, налив в правую ладонь превосходного чистого девяностоградусного спирта, который здесь, на Кубе, стоил не дороже, чем в Штатах жалкий разбавленный спирт для растирания, смочил им лицо и прислушался к тому, как от жалящего холода успокаивается раздражение кожи после бритья.
Сахара я не ем, табака не курю, подумал он, но зато получаю удовольствие от продукции здешних винокуров.
Окна в ванной были до половины закрашены, так как мощенный камнем патио тянулся вокруг всего дома, но в верхней части окон стекло было чистое, и Томас Хадсон видел, как листья пальм мечутся на ветру. Ого, ветер еще сильнее, чем я думал. А ведь скоро пора будет выходить в новый рейс. Впрочем, кто его знает. Все зависит от того, как поведет себя этот шторм, когда перекочует на северо-восток. До чего ж хорошо было эти последние несколько часов не думать о море. Ну, значит, так и будем продолжать. Не будем вовсе думать ни о море, ни о том, что на нем, или под ним, или как-либо с ним связано. Не стоит даже составлять списка всего того, чего мы о море думать не будем. Совсем ничего не будем о нем думать. Будем знать, что оно существует, и хватит. И еще кое о чем тоже. Об этом мы тоже не будем думать.
– Где сеньор хочет завтракать? – спросил Марио.
– Где угодно, только подальше от этой puta – от моря.
– В большой комнате или в вашей спальне?
– В спальне. Вытащи плетеное кресло и поставь все на столик рядом.
Он выпил горячего чая и съел одно яйцо и несколько тостов с апельсиновым джемом.
– А фруктов нет?
– Только бананы.
– Принеси несколько штук.
– Так вредно же после спиртного.
– Это предрассудок.
– А вот пока вас не было, тут в деревне один человек умер оттого, что наелся бананов, после того как пил ром.
– А может, он был просто пьянчужка и опился ромом?
– Нет, сеньор. Этот человек умер сразу оттого, что выпил совсем немножко рома, а потом съел много бананов. Это были его собственные бананы, из его сада. Он жил на горке за деревней и работал на седьмом автобусном маршруте.