– Это будет чудесная поездка, – сказал принц. – И какой вы молодец, что все это разузнали. Я завтра же утром позвоню в пароходство.
Поездка и в самом деле оказалась чудесной. Индийский океан был синий-пресиний, пароход медленно вышел из нового порта, и Африка осталась позади – старый белый город с большими деревьями и со всем зеленым пространством за ним, – и волны, разбивавшиеся о риф, когда пароход шел мимо, а потом он начал набирать скорость и вышел в открытый океан, и летучие рыбы стали выпрыгивать из воды впереди корабля. Африка превратилась в длинную голубую черту на горизонте, и стюард уже бил в гонг, а Томас Хадсон, принц с принцессой и развратник барон, который был другом их дома и жил где-то в Европе, сидели вчетвером в баре и пили сухое мартини.
– Не обращайте внимания на этот гонг, – сказал барон. – Позавтракаем в «Рице». Согласны?
На пароходе Томас Хадсон не спал с принцессой, хотя ко времени прибытия в Хайфу все то, что они делали, привело их в состояние какого-то экстаза отчаяния, такое острое, что их следовало бы обязать по суду спать друг с другом, пока хватит сил, – просто ради успокоения нервов, если не ради чего другого. Вместо этого они решили из Хайфы съездить автомобилем в Дамаск. На пути туда Томас Хадсон сидел впереди рядом с шофером, а супруги сзади. Томас Хадсон повидал небольшой кусочек Святой земли и небольшой кусочек страны, где подвизался Т. Э. Лоуренс, а на обратном пути Томас Хадсон с принцессой сидели сзади, а принц впереди, рядом с шофером. На обратном пути Томас Хадсон видел перед собой главным образом затылок принца и затылок шофера, и только сейчас он припомнил, что дорога из Дамаска в Хайфу, где стоял их пароход, шла вдоль реки, и в одном месте высокие берега сближались, образуя теснину, узкую, как на мелкомасштабной рельефной карте, и там посредине реки был островок. Почему-то из всего виденного за эту поездку Томас Хадсон лучше всего запомнил этот островок.
Поездка в Дамаск мало чему помогла, и, когда они уходили из Хайфы, и пароход взял направление на Средиземное море, и Хадсон с принцессой стояли на палубе, где было холодно от резкого норд-оста, разводившего такую волну, что корабль уже начинало медленно покачивать, она сказала ему:
– Надо что-нибудь сделать.
– А если говорить начистоту?
– Пожалуйста. Я хочу лечь в постель и не вставать неделю.
– Неделя – это не так много.
– Ну месяц. Но нужно, чтобы это было сейчас, а сейчас мы не можем.
– Пойдем в каюту барона.
– Нет. Я хочу, чтобы это было там, где мы сможем ни о чем не тревожиться.
– Как ты теперь себя чувствуешь?
– Как будто я схожу с ума и уже довольно далеко зашла по этой дорожке.
– В Париже мы будем любить друг друга в постели.
– А как же я уйду из дому? У меня нет опыта, я не знаю, как это сделать.
– Скажешь, что хочешь походить по магазинам.
– Но ходить по магазинам тоже надо с кем-нибудь.
– Ну и пойди с кем-нибудь. Разве нет у тебя никого, кому ты можешь довериться?
– Есть, конечно. Но мне так ужасно-ужасно не хотелось бы это делать.
– Ну, тогда не делай.
– Нет. Это нужно. Я понимаю, что нужно. Но от этого не легче.
– Ты разве никогда до сих пор ему не изменяла?
– Никогда. И думала, что никогда не изменю. Но теперь я только этого и хочу. Только мне неприятно, что кто-то чужой будет знать.
– Мы что-нибудь придумаем.
– Пожалуйста, обними меня и прижми к себе крепко-крепко, – сказала она. – Не будем ни говорить, ни думать, ни беспокоиться. Только прижми меня крепко и очень меня люби, потому что мне все теперь больно.
Немного погодя он сказал ей:
– Слушай, это всякий раз будет так же плохо для тебя, как сейчас. Ты не хочешь ему изменять и не хочешь, чтобы кто-нибудь знал. Но ведь это же неизбежно.
– Я хочу этого. Но не хочу обижать его. Но я должна. Это уже больше не в моей воле.
– Ну так пусть это будет. Сейчас.
– Но сейчас это очень опасно.
– Неужели ты думаешь, что хоть кто-нибудь на этом пароходе, кто нас видел и слышал и знает, хоть на секунду поверит, что ты еще не спала со мной? Да и все, что было до сих пор, разве оно так уж отличается?
– Конечно, отличается. Большая разница. От того, что было, не может быть детей.
– Ты неподражаема, – сказал он. – Честное слово.
– Но если будет ребенок, я буду только рада. Он очень хочет ребенка, да вот не получается. Я пересплю с ним сейчас же после, и он никогда не узнает, что это наш.
– Может быть, все-таки не стоит спать с ним сейчас же после.
– Пожалуй. Ну, на следующую ночь.
– Как давно ты уже не спишь с ним?
– Я сплю с ним каждую ночь. Мне это нужно, Хадсон. Я все время такая возбужденная, что мне это нужно. И по-моему, это одна из причин, почему он теперь так поздно играет в бридж, ему бы хотелось, чтобы я успела заснуть до его прихода. Он как будто стал немного уставать с тех пор, как мы с тобой влюбились друг в друга.
– А ты в первый раз влюбилась, с тех пор как за него вышла?
– Нет. Мне очень жаль, но нет, не в первый. Я уже несколько раз влюблялась. Но никогда ему не изменяла, даже мысли такой не было. Он такой добрый и мягкий, и такой хороший муж, и я так к нему привыкла, и он меня любит и всегда добр со мной.
– Пойдем лучше в «Риц» и выпьем шампанского, – сказал Томас Хадсон. Чувства его становились какими-то противоречивыми.
В баре «Рица» было пусто, и официант принес им вино на один из столиков у стены. Теперь там всегда держали сухое перрье-жуэ 1915 года на льду, и официант просто спросил:
– Вино то же самое, мистер Хадсон?
Они выпили друг за друга, и принцесса сказала: