– Все-таки я пойду.
– Дайте я вам хоть одну порцию дома приготовлю. На рейсовом судне привезли почту. Почитаете письма и выпьете коктейль, а потом пойдете к мистеру Бобби.
– Ну ладно, согласен.
– Вот и хорошо, – сказал Джозеф. – А то ведь я уже приготовил. Почта сегодня ничего интересного, мистер Том.
– А где она?
– Внизу, на кухне. Сейчас принесу. Два письма с женским почерком на конвертах. Одно из Нью-Йорка. Одно из Палм-Бич. Красивый почерк. Одно от господина, который продает ваши картины в Нью-Йорке. Еще два не знаю от кого.
– Может, ответишь за меня на все эти письма?
– Пожалуйста, сэр. Если вы желаете. Я ведь кое-чему учился, хоть мне это было и не по карману.
– Да нет уж, лучше принеси их сюда.
– Слушаю, сэр, мистер Том. Там еще и газета есть.
– Газету прибереги к завтраку.
Томас Хадсон сел и стал читать письма, потягивая прохладное питье. Одно письмо он прочел дважды, потом спрятал всю пачку в ящик стола.
– Джозеф! – крикнул он. – У тебя для мальчиков все готово?
– Да, сэр, мистер Том. Даже два лишних ящика кока-колы. Том-младший, верно, уже меня перерос, а?
– Ну, нет еще.
– Как вы думаете, сможет он теперь меня побороть?
– Едва ли.
– Мы с ним часто боролись в мое свободное время, – сказал Джозеф. – Чудно все-таки называть такого парнишку «мистер». Мистер Том. Мистер Дэвид. Мистер Эндрю. Замечательные ребята, прямо как на подбор. А Эндрю из всех троих самый хитрющий.
– Он и маленький был хитрец, – сказал Томас Хадсон.
– А чем дальше, тем больше, – сказал Джозеф с восхищением.
– Ты им будь хорошим примером это время.
– Мистер Том, как вы хотите, чтобы я теперь был им хороший примером? Три-четыре года назад, в невинном возрасте, это бы еще можно. Я сам думаю взять себе за образец Тома. Он учится в дорогой школе, у него и манеры такие, что дорого стоят. Я, конечно, не могу стать на него похожим. Но держаться, как он, этому я могу научиться. Чтобы и свободно, и легко, и вежливо в то же время. А умом я попробую быть похожим на Дэва. Это, пожалуй, будет трудней всего. И еще постараюсь выведать у Энди, как ему удается быть таким хитрым.
– Ты только здесь потом не вздумай хитрить.
– Что вы, мистер Том, вы меня плохо поняли. У вас в доме мне хитрость ни к чему. Она мне пригодится в мое свободное время.
– А хорошо, что они приезжают, правда?
– Мистер Том, такого великого события не было со времен большого пожара. Я считаю, что это стоит второго пришествия. Хорошо ли, вы меня спрашиваете? Не то что хорошо – прекрасно.
– Надо будет подумать, как их развлекать, чтобы они не скучали.
– Нет, мистер Том, – сказал Джозеф. – Нам надо будет подумать, как их уберечь от всяких их собственных опасных затей. Тут нам Эдди поможет. Он их лучше знает, чем я. И я им приятель, это затрудняет дело.
– Как он сейчас, Эдди?
– Немножко выпил по случаю дня рождения королевы. Но при этом в самом лучшем виде.
– Пойду-ка я все же к мистеру Бобби, он, должно быть, до сих пор не в духе.
– Он про вас спрашивал, мистер Том. Мистер Бобби – джентльмен до мозга костей, и его иногда утомляет всякий сброд, который сюда наезжает на яхтах. У него был очень утомленный вид, когда я уходил оттуда.
– А что ты там вообще делал?
– Пошел за кока-колой, а заодно решил погонять немножко шары на бильярде.
– Стол все такой же?
– Еще хуже.
– Пойду, – сказал Томас Хадсон. – Вот только приму душ и переоденусь.
– Я вам все чистое приготовил, лежит на кровати, – сказал Джозеф. – Еще джину с тоником не хотите?
– Нет, спасибо.
– Мистер Роджер приехал.
– Отлично. Я его разыщу.
– Он будет гостить у нас?
– Может быть.
– Я ему приготовлю постель на всякий случай.
– Отлично.
Томас Хадсон принял душ, намылил голову и потом долго стоял под колючими, острыми, напористыми струйками воды. Он был крупным мужчиной и голый казался еще крупней, чем в одежде. Кожа у него была загорелая, а волосы полосами выцвели на солнце. Он встал на весы – сто девяносто два фунта, ничего лишнего.
Надо было пойти поплавать до душа, подумал он. Но я уже утром далеко плавал перед тем, как начать работать, а сейчас я устал. Еще наплаваемся, когда ребята приедут. И Роджер здесь. Это хорошо.
Он надел свежие шорты, старую баскскую рубашку и мокасины, вышел из дома и спустился к калитке, которая вывела его на сверкающий, выбеленный солнцем коралловый известняк Королевского шоссе.
Рослый, с очень прямой спиной, старик негр в черном пиджаке из альпака и отутюженных брюках сошел с крыльца дощатой хижины, каких много стояло в тени кокосовых пальм у обочины дороги, и зашагал по шоссе впереди Томаса Хадсона. Когда он выходил на шоссе, Томас Хадсон успел разглядеть его красивое черное лицо.
Где-то за хижинами детский голос насмешливо затянул на мотив старой английской песенки:
Дядюшка Эдвард приехал из Нассау,Конфеты он продает.Я съел конфетку, и ты съел конфетку,И у нас заболел живот…
Дядюшка Эдвард оглянулся, его красивое лицо было сердитое и грустное в ярком свете дня.
– Я тебя знаю, – сказал он. – Я тебя не вижу, но я знаю, кто ты такой. Вот пожалуюсь на тебя констеблю.
Невидимый мальчишка запел еще звонче и веселей:
Ах, Эдвард,Ох, Эдвард,Старый шут-плут-спрут Эдвард,Конфеты твои – просто дрянь…
– Все расскажу констеблю, – сказал дядюшка Эдвард. – Констебль на тебя найдет управу.
– Привез сегодня своих дрянных конфет, дядюшка Эдвард? – крикнул мальчишка. Он предусмотрительно не показывался на глаза.