– Не очень много. А вы?
– По-моему, вы прелесть, – сказал Роджер.
– О-о! – сказала она. – Благодарю вас.
– Вы здесь еще побудете?
– Не знаю. Может быть.
– Пойдемте-ка лучше к нам, вместо того чтобы пить здесь, – сказал Роджер.
– Нет, лучше здесь, – сказала она. – Здесь так хорошо.
Назавтра ветер улегся, и Роджер с мальчиками пошли купаться, а Томас Хадсон сидел на верхней веранде и писал. Эдди сказал, что соленая морская вода не страшна для израненных ног Дэвида, нужно только сразу же после купания наложить свежие повязки. Работая, Томас Хадсон время от времени поглядывал на море и на пловцов. Он думал о том, выйдет у Роджера что-нибудь со вчерашней девушкой или нет, но эти мысли отвлекали его от работы, и он их отогнал. Трудней было отогнать другую мысль – о том, до чего эта девушка похожа на мать Тома-младшего, какой он ее впервые увидел. Впрочем, мало ли девушек умудрялись каким-то образом казаться ему похожими на нее, думал он, продолжая работать. Он был убежден, что еще встретится с этой девушкой и даже будет встречаться часто. Это было ясно по всему. Ну что ж, она живописна, и она как будто славная девушка. А если она ему напоминает мать Томми, тем хуже. Тут ничего не поделаешь. Бывало это с ним, не раз и не два – бывало и проходило. Он продолжал работать.
Он уже знал, что картина будет удачная. Вот с другой, где рыба должна быть написана в воде, ему придется помучиться. Пожалуй, с нее надо было начать, подумал он. Но теперь уж лучше довести эту до конца. А той можно будет заняться после того, как они уедут.
– Давай я перенесу тебя, Дэви, – услышал он голос Роджера. – А то забьется песок, больно будет.
– Хорошо, – сказал Дэвид. – Только сперва я ополосну ноги в океане.
Роджер донес его до дому и усадил в кресло у самой двери, выходившей на берег. Когда они проходили под верхней верандой, Томас Хадсон услышал, как Дэвид спрашивал:
– Мистер Дэвис, вы думаете, она придет?
– Не знаю, – сказал Роджер. – Надеюсь, что придет.
– Правда, она красивая, мистер Дэвис?
– Очень.
– Мне кажется, мы ей понравились. Мистер Дэвис, а что она вообще делает, как вы думаете?
– Не знаю. Не спрашивал.
– Томми в нее влюблен. И Энди тоже.
– А ты?
– Не знаю. Я так легко не влюбляюсь, как они. Но мне бы хотелось увидеть ее опять. Мистер Дэвис, а она не шлюха, по-вашему?
– Не знаю. Непохоже. С чего это ты?
– Томми говорит, что влюблен в нее, но что она, скорей всего, просто шлюха. А Энди говорит, пусть, ему это не мешает.
– Непохоже, – еще раз повторил Роджер.
– Мистер Дэвис, а эти ее спутники, правда они какие-то странные?
– Есть немножко.
– Интересно, что они вообще делают?
– А вот она придет, мы у нее и спросим.
– Вы думаете, она придет?
– Придет, – сказал Роджер. – Можешь не беспокоиться.
– Это Энди и Томми беспокоятся. А я влюблен не в нее. Вы знаете в кого. Я вам рассказывал.
– Помню. Она, между прочим, на нее похожа, – сказал Роджер.
– Может быть, она ее видела в кино и нарочно старается быть на нее похожей, – сказал Дэвид.
Томас Хадсон продолжал работать.
Роджер возился с ногами Дэвида, когда она показалась на пляже. Она была босиком, в купальном костюме и в юбке из той же материи, а в руке она несла пляжную сумку. Томасу Хадсону было приятно увидеть, что ноги у нее так же хороши, как лицо и как грудь, форму которой он вчера угадал под свитером. Плечи и руки были чудесные, и вся она была коричневая от загара. Никакой косметики на ней не было, только губы подкрашены: они были чудесного рисунка, и ему захотелось увидеть их без помады.
– Вот и я, – сказала она. – Не опоздала?
– Нет, – ответил ей Роджер. – Мы уже выкупались, но я пойду еще.
Роджер выдвинул кресло на самый пляж, и, когда девушка наклонилась над Дэвидом, ее волосы перевесились вперед, открыв на затылке тугие, короткие завиточки, которые Томасу Хадсону хорошо видны были сверху. Они серебрились от солнца на загорелой коже.
– Что это у него с ногами? – спросила она. – Бедненький.
– Я стер их до крови, когда тащил из воды большую рыбу, – сказал Дэвид.
– Очень большую?
– Мы точно не знаем. Она сорвалась.
– Какая жалость.
– Да ну, что там, – сказал Дэвид. – Мы уже и забыли.
– А купаться с этим ничего, можно?
Роджер мазал стертые места меркурохромом. Они были сухие и чистые, только кожа немного сморщилась от соленой воды.
– Эдди говорит, это даже полезно, – сказал Дэвид.
– Кто такой Эдди?
– Наш повар.
– А повар у вас и за врача?
– Он хорошо разбирается в таких вещах, – объяснил Дэвид. – И мистер Дэвис тоже сказал, что можно.
– А что еще скажет мистер Дэвис? – спросила она Роджера.
– Что он рад вас видеть.
– Очень приятно. Вы, молодежь, вчера бурно провели вечер?
– Не слишком, – сказал Роджер. – Сыграли в покер, потом я почитал немного и лег спать.
– Кто выиграл в покер?
– Энди и Эдди, – сказал Дэвид. – А вы что делали?
– Мы играли в триктрак.
– А как вам спалось? – спросил Роджер.
– Хорошо. А вам?
– Великолепно, – сказал он.
– Из нас один Томми умеет играть в триктрак, – сказал девушке Дэвид. – Его выучил один непутевый человек, который потом оказался феей.
– Неужели? Грустная история.
– Как Томми рассказывает, она не такая уж грустная, – сказал Дэвид. – Плохого ничего не случилось.
– По-моему, про фей всегда грустно слушать, – сказала она. – Бедные феи.
– Да нет, тут даже интересно было, – сказал Дэвид. – Понимаете, этот непутевый человек, который учил Томми играть в триктрак, стал ему объяснять, кого называют феями и почему, и рассказывать ему про греков и про Дамона и Пифиния, и про Давида и Ионафана. Вроде того, как в школе рассказывают про икру и молоки у рыб или про пчел, как они оплодотворяют растения пыльцой. А Томми его спросил, читал ли он книгу Андре Жида. Как эта книга называется, мистер Дэвис? Не «Коридон», а другая, где про Оскара Уайльда?