– Я пью тихо, не буяню, – сказал Томас Хадсон.
– Да уж, будьте любезны. – Мистер Бобби закупорил бутылку, стоявшую перед Роджером, и поставил ее обратно на полку.
Том-младший одобрительно кивнул ему и стал что-то шептать Роджеру. Роджер уронил голову на руки. Потом поднял ее и показал пальцем на бутылку. Том-младший замотал головой. Бобби взял бутылку, откупорил ее и поставил перед Роджером.
– Допивайтесь до чертиков, – сказал он. – Мне-то что, в конце концов.
Теперь те, что сидели по краям стойки, стали следить за ними повнимательнее, но по-прежнему сдержанно. Посещение злачных мест было у них в программе, по вели они себя сдержанно и вообще казались людьми симпатичными.
Тут впервые заговорил Роджер.
– Этому крысенку налейте, – сказал он Бобби.
– Что будешь пить, сынок? – спросил мистер Бобби у Эндрю.
– Джин, – сказал Энди.
Томас Хадсон старался не смотреть на соседей, но он чувствовал их реакцию.
Бобби поставил перед Энди бутылку и стакан. Энди налил стакан до краев и поднял его, глядя на Бобби.
– За ваше здоровье, мистер Бобби, – сказал он. – Первый раз за весь день пью.
– Пей, пей, – сказал Бобби. – Ты что-то поздно пришел сегодня.
– У него папа деньги отобрал, – сказал Дэвид. – Те, что мама подарила ему на день рождения.
Том-младший уставился в лицо Томасу Хадсону и заплакал. Он не пересаливал, не всхлипывал, но смотреть на него было тяжело. Все замолчали, а потом Энди сказал:
– Мистер Бобби, налейте мне еще, пожалуйста.
– Сам наливай, – сказал Бобби. – Горемычное ты дитя. – Потом повернулся к Томасу Хадсону. – Хадсон, – сказал он. – Вот вам еще стакан, и хватит, уходите.
– А я не буяню, зачем мне уходить? – сказал Томас Хадсон.
– Знаю я вас, недолго вы так продержитесь, – грозно сказал Бобби.
Роджер показал на бутылку, и Том-младший вцепился ему в рукав. Он сдерживал слезы, он был мужественный, хороший мальчик.
– Мистер Дэвис, – сказал он. – Не надо.
Роджер не вымолвил ни слова, и мистер Бобби опять поставил перед ним бутылку.
– Мистер Дэвис, вам же надо писать вечером, – сказал Том-младший. – Вы же обещали, что будете писать сегодня вечером.
– А как ты думаешь, почему я пью? – сказал ему Роджер.
– Но, мистер Дэвис, когда вы писали «Бурю», вы же обходились без выпивки.
– Помолчал бы ты лучше, – сказал ему Роджер.
Том-младший был страдалец – мужественный, исполненный терпения.
– Я помолчу, мистер Дэвис. Но вы же сами меня просили останавливать вас. Может, пойдем домой?
– Ты славный мальчик, Том, – сказал Роджер. – Но мы останемся здесь.
– До каких же пор, мистер Дэвис?
– До самого что ни на есть конца.
– Зачем, мистер Дэвис? – сказал Том. – Не надо. Право, не надо. Ведь когда у вас уже глаза не глядят, вы и писать не можете.
– Диктовать буду, – сказал Роджер. – Как Мильтон.
– Диктуете вы прекрасно, это я знаю, – сказал Том-младший. – Но сегодня утром мисс Фелпс стала вынимать страницы из машинки, а там все вперемежку с музыкой.
– Я пишу оперу, – сказал Роджер.
– Опера у вас получится замечательная, мистер Дэвис. Но вам не кажется, что сначала надо дописать роман? Ведь вы же получили под него большой аванс.
– Вот ты его и дописывай, – сказал Роджер. – Сюжет тебе известен.
– Сюжет я знаю, мистер Дэвис, сюжет у вас изумительный, но ведь там опять про ту самую девушку, которая умерла в предыдущей вашей книге, и читателей это может запутать.
– Дюма тоже так писал.
– Что ты к нему пристаешь, – сказал Томас Хадсон Тому-младшему. – Сможет он писать после твоих приставаний?
– Мистер Дэвис, подыщите себе хорошую, опытную секретаршу, пусть она за вас пишет. Я слышал, что многие писатели так делают.
– Нет. Не по карману.
– А меня, Роджер, не хочешь в помощники? – спросил Томас Хадсон.
– Хочу. Нарисуй мой роман.
– Вот здорово! – сказал Том-младший. – Папа, ты правда нарисуешь?
– За один день все сделаю, – сказал Томас Хадсон.
– И рисуй кверху ногами, как Микеланджело, – сказал Роджер. – Покрупнее нарисуй, чтобы король Георг мог без очков разглядеть.
– Нарисуешь, папа? – спросил Дэвид.
– Да.
– Прекрасно, – сказал Дэвид. – Наконец-то я слышу толковые слова.
– А это не трудно, папа?
– Кой черт трудно! Может, слишком легко. А какая там девица?
– Та самая, про которую мистер Дэвис всегда пишет.
– За полдня ее нарисую, – сказал Томас Хадсон.
– И кверху ногами, – сказал Роджер.
– Нельзя ли без похабства? – сказал ему Томас Хадсон.
– Мистер Бобби, можно мне еще стопочку? – попросил Энди.
– А ты сколько уже выпил, сынок?
– Всего две.
– Тогда валяй, – сказал Бобби и дал ему бутылку. – Слушайте, Хадсон, когда вы заберете отсюда эту картину?
– Покупателей не нашлось?
– Нет, – сказал Бобби. – Она у меня тут все загромождает. И вообще действует мне на нервы. Забирайте ее отсюда.
– Простите, – обратился к Роджеру один из людей с яхты. – Это полотно продается?
– С вами-то кто разговаривает? – Роджер взглянул на него.
– Никто, – сказал человек с яхты. – Вы Роджер Дэвис?
– Он самый.
– Если эту картину написал ваш друг и она продается, я бы хотел поговорить с ним о цене, – сказал человек с яхты, поворачиваясь к Томасу Хадсону: – Вы ведь Томас Хадсон?
– Вот именно.
– Ваша картина продается?
– К сожалению, нет, – сказал Томас Хадсон.
– Но бармен говорит…
– Он псих, – сказал Томас Хадсон. – Славный малый, но псих.
– Мистер Бобби, можно мне ещё стопочку? – очень вежливо попросил Эндрю.