Утреннее солнце разбудило Томаса Хадсона, он спустился на берег, поплавал немного и успел позавтракать раньше, чем встали остальные. Эдди сказал, что сильного ветра ждать не приходится, может быть, даже будет полный штиль. Вся снасть на катере уже подготовлена, сказал он, и посланный мальчишка должен принести наживку.
Томас Хадсон спросил, проверил ли он снасть, – ведь катер давно уже не выходил на лов крупной рыбы, и Эдди сказал, что проверил и выбросил ту леску, которая пришла в негодность. Он сказал, что хорошо бы еще запасти побольше лески в двадцать четыре нити и немного – в тридцать шесть нитей, и Томас Хадсон обещал позаботиться об этом. А пока что Эдди заменил всю негодную леску, так что на обеих больших катушках намотано сколько нужно. Он также почистил и наточил все большие крючки и проверил все поводки и шарниры.
– Когда же ты все это успел?
– А я всю прошлую ночь возился со снастью, – сказал Эдди. – И новую сеть тоже привел в порядок. Все равно чертова луна спать не давала.
– Тебе тоже не спится в полнолуние?
– Прямо хоть не ложись, черт бы ее побрал.
– Эдди, ты думаешь, правда нехорошо спать, когда луна светит в лицо?
– Так старики говорят. Я не знаю. Но мне всегда скверно в такие ночи.
– Как по-твоему, поймаем что-нибудь сегодня?
– Кто его знает. В это время года здесь попадается здоровенная рыба. Вы что, хотите идти к Айзексову маяку?
– Мальчики просятся туда.
– Тогда надо выходить сразу же после завтрака. Для ленча я ничего стряпать не буду. Есть у меня картофельный салат, салат из крабов и пиво, еще приготовлю сандвичи. Для сандвичей есть ветчина из последней доставки и латук, а приправить можно горчицей и чатни. Ребятам горчица не вредна?
– По-моему, нет.
– Когда я был мальчишкой, мы горчицу не ели. А хорошая штука этот самый чатни. Не пробовали сандвичи с ним?
– Нет.
– Его когда первый раз прислали, я не знал, что это такое, и намазал на хлеб вместо джема. Здорово получилось. А теперь я им сдабриваю овсянку.
– У нас давно кэрри не было.
– Мне на будущей неделе должны доставить баранью ногу. Раза на два нам хватит на жаркое, а может, и на один при таких едоках, как Том-младший и Эндрю, а потом сделаем кэрри.
– Отлично. Что-нибудь от меня нужно до выхода в море?
– Ничего не нужно, Том. Поднимайте ребят и Роджера. Выпить хотите? Сегодня у вас нерабочий день. Можно и с утра пропустить стаканчик.
– Я выпью за завтраком холодного пива.
– Правильно. Ничто так не прочищает глотку.
– Джо здесь?
– Нет. Пошел искать мальчишку, которого я послал за наживкой. Сейчас дам вам позавтракать.
– Я пойду на катер.
– Нет, выпейте пива, прочитайте газету. На катере все в порядке, можете не беспокоиться. Уже несу завтрак.
На завтрак была скоблянка из солонины, залитая яйцами, кофе с молоком и большой стакан охлажденного сока грейпфрута. Томас Хадсон ни кофе, ни сока пить не стал, а съел скоблянку, запивая ее очень холодным гейнекенским пивом.
– Поставлю пока на холод сок для ребят, – сказал Эдди. – А верно, хорошо начать день с бутылки такого пива?
– Так и спиться недолго, а, Эдди?
– Вы никогда не сопьетесь. Вы слишком любите работу.
– Но все-таки славно, когда с утра выпьешь немного.
– Еще бы не славно, черт побери. Да еще такое пиво.
– Но работать я бы после него не мог.
– А у вас сегодня день нерабочий, так какого черта? Допивайте бутылку, я вам другую принесу.
– Нет. Одной мне довольно.
Они отчалили в девять часов, когда уже начался отлив. Томас Хадсон стоял на мостике у штурвала и, пройдя через банку, покрытую водой, взял курс прямо туда, где темнел Гольфстрим. Вода была так спокойна и так прозрачна, что при глубине тридцать морских саженей ясно видно было дно, и при сорока оно еще было видно, но уже словно в тумане, а потом вода потемнела, и дно исчезло, и вокруг была лишь темная синь Гольфстрима.
– День, наверно, будет чудесный, папа, – сказал Том-младший. – И море тихое.
– Да, совсем, тихое. Вон только вдоль кромки Гольфстрима вода закручивается воронками.
– Разве вода не та же самая, что у нашего берега?
– Не всегда, Томми. Сейчас отлив, и Гольфстрим отогнало от входа в гавань. А там, где береговая линия непрерывна, он уже опять подходит ближе.
– Отсюда кажется, что вода там такая же синяя, как здесь. Папа, а почему Гольфстрим такой синий?
– Плотность воды другая. Да и по составу она отличается.
– Чем глубже, тем вода вообще темнее.
– Только если смотришь сверху. А бывает, она почти лиловая от планктона.
– Почему?
– Вероятно, потому, что к синему примешивается красное. А вот Красное море оттого так и называется, что от планктона вода там совсем красная. Его там несметное количество.
– Тебе понравилось Красное море, папа?
– Очень. Жара была несусветная, но таких красивых рифов нигде больше не увидишь, и рыбы там много – и в период зимних муссонов и летних. Тебе бы понравилось.
– Я читал две книги о Красном море мистера де Монтфрида. Очень хорошие книги. Он был работорговцем. Не в том смысле, как теперь говорят, если кто поставляет белых рабынь, а настоящий работорговец старых времен. Он приятель мистера Дэвиса.
– Знаю, – сказал Томас Хадсон. – Я с ним тоже знаком.
– Мистер Дэвис рассказывал мне, что однажды мистер де Монтфрид приехал в Париж отдохнуть от своей работорговли, так если он вечером ехал куда-нибудь с дамой в такси, он требовал, чтобы шофер откинул у машины верх, и по звездам указывал путь. Ну, например, ему нужно было проехать от моста Согласия к Мадлен. Так он не говорил шоферу просто, как сказал бы ты или я: везите меня к Мадлен или пересеките площадь Согласия, а потом поезжайте по Королевской улице. Нет, он определял путь к Мадлен по Северной звезде.