Вечер был мягкий, и, пообедав, они сидели на корме, лили кофе, курили сигары, с другого катера пришли двое бездельников с гитарой и банджо, а на причале собрались негры, и оттуда то и дело слышалось пение. В темноте на причале негры заводили какую-нибудь песню, и тогда ее подхватывал Фред Уилсон, у которого была гитара, а Франк Харт тренькал на банджо. Томас Хадсон не умел петь, он сидел в темноте, откинувшись на спинку стула, и слушал.
На берегу у Бобби праздновали вовсю, и из открытой двери на воду падал яркий свет. Отлив все еще продолжался, и там, где вода была подсвечена, прыгала рыба. Все больше серые снепперы, подумал Том. Хватают пущенных на приманку рыбешек, которых относит от берега отливом. Несколько негритянских мальчишек сидели с лесками, и слышны были их разговоры, и негромкая брань, когда рыба срывалась с крючка, и шлепки выловленных снепперов о настил причала. Снепперы были крупные, а ребята ловили их на мякоть марлина, которого еще утром привезли на одном из катеров и уже взвесили, вздёрнули на крюк, сфотографировали и разделали на куски.
Слушать пение на причале собралась большая толпа, и Руперт Пиндер – огромный негр, который считал себя могучим бойцом и, по рассказам, как-то раз один дотащил на спине рояль с правительственного причала в старый клуб, который потом снесло ураганом, – крикнул:
– Капитан Джон, ребята говорят, у них во рту пересохло!
– Купи им чего-нибудь недорогого и полезного для здоровья.
– Слушаю, сэр, капитан Джон. Рому.
– Вот именно, – оказал Джон. – И бери сразу бутыль. Дешевле встанет.
– Большое спасибо, капитан Джон, – сказал Руперт. Он пошел сквозь толпу, которая торопливо расступалась, давая ему дорогу, и снова смыкалась позади него. Томасу Хадсону было видно, что все они двинулись к кабачку Роя.
В эту минуту с одного из катеров, стоявших у причала Брауна, с шипением взмыла в небо ракета и с треском вспыхнула, осветив пролив. Вторая, шипя, взлетела вкось и вспыхнула как раз над ближним концом их причала.
– Ах ты, черт! – сказал Фред Уилсон. – Чего же мы-то не послали за ракетами в Майами!
Ночь то и дело освещали вспышки с треском разрывавшихся ракет. Руперт со своей свитой снова появился на причале, неся на плече большую оплетенную бутыль.
С одного из катеров тоже запустили ракету, и она взорвалась над самой пристанью, осветив толпу, темные лица, шеи, и руки, и плоское лицо Руперта, его широкие плечи, и могучую шею, и оплетенную сеткой бутыль, нежно и горделиво прижавшуюся к его голове.
– Кружек, – сказал он своей свите, бросив это слово через плечо. – Эмалированных кружек.
– Есть жестяные, Руперт, – сказал кто-то.
– Эмалированные кружки, – сказал Руперт. – Достаньте. Купите у Роя. Вот деньги.
– Фрэнк, давай нашу ракетницу, – сказал Фред Уилсон. – Расстреляем те патроны, что есть, а новые где-нибудь достанем.
Пока Руперт величественно ждал эмалированных кружек, кто-то принес кастрюлю, и Руперт налил в нее рому, и она пошла по кругу.
– За маленьких людишек! – сказал Руперт. – Пейте, скромные людишки.
Пение не умолкало, но пели без особенного складу. Заодно с запуском ракет на некоторых катерах палили из винтовок и пистолетов, а с причала Брауна стрекотал пистолет-пулемет, стрелявший трассирующими пулями. Сначала он дал две очереди из трех и четырех пуль, а потом выпустил целую обойму, перекинув над гаванью красивую арку из красных трассирующих пуль.
Фрэнк Харт спрыгнул на корму с ракетницей в чехле и с пачкой патронов, и как раз в эту минуту подоспели кружки, и один из подручных Руперта стал разливать ром и подавать кружки всем по очереди.
– Боже, храни королеву, – сказал Фрэнк Харт, зарядил ракетницу и послал сигнальный патрон вдоль причала прямо в открытые двери бара мистера Бобби. Патрон ударил в бетонную стену правее двери, взорвался и ярко вспыхнул на коралловой дороге, осветив все белым огнем.
– Легче, легче, – сказал Томас Хадсон. – Так можно людей обжечь.
– Катись ты со своим «легче», – сказал Фрэнк. – Посмотрим, удастся ли мне вдарить по комиссарскому дому.
– Смотрите, как бы не поджечь, – сказал ему Роджер.
– Я подожгу, я и за поджог буду платить, – сказал Фрэнк.
Ракета описала полукруг, но не долетела до большого белого дома, где жил английский правительственный комиссар, и ярко вспыхнула, упав у его веранды.
– Милый наш комиссар! – Фрэнк снова зарядил ракетницу. – Будешь знать, подлец, патриоты мы или нет.
– Легче, Фрэнк, легче, – останавливал его Том. – Не надо дебоширить.
– Сегодня моя ночка, – сказал Фрэнк. – Королевина и моя. Не мешай мне, Том, сейчас буду лупить по причалу Брауна.
– Там бензин, – сказал Роджер.
– Недолго он там простоит, – ответил ему Фрэнк.
Трудно было сказать, мажет ли он, чтобы подразнить Роджера и Томаса Хадсона, или просто не умеет стрелять. Ни Роджер, ни Томас Хадсон не могли определить это, но оба они знали, что из ракетницы попадать точно в цель нелегко. А на причале был бензин.
Фрэнк встал, старательно прицелился, вытянув левую руку вдоль туловища, как дуэлянт, и выстрелил. Ракета попала не туда, где стояли баки с бензином, а на противоположный конец и рикошетом отлетела в пролив.
– Эй, там! – крикнул кто-то с одного из катеров, стоявших на приколе у Брауна. – Какого черта балуетесь!
– Почти в самую точку, – сказал Фрэнк. – Теперь опять попробую по комиссару.
– А ну прекрати, – сказал ему Томас Хадсон.
– Руперт! – крикнул Фрэнк, не обращая внимания на Томаса Хадсона. – Дай выпить, а?
– Слушаю, сэр, капитан Фрэнк, – сказал Руперт. – Кружка у вас есть?